Теперь я думаю, что ни в коем случае не надо было нам, путешественникам-новичкам, выбирать в качестве своего первого путешествия круиз на теплоходе.

Флот, речной или морской, не важно, это всегда очень красиво и потому, наверное, соприкосновение с ним вызывает особые чувства у тех несчастных, кто в повседневной жизни от него далек.

Вопреки бытующему мнению, теплоход – это вовсе не средство доставки туриста в пункт назначения. Ни в коем случае! Теплоход – это самая суть особого путешествия, где портовые города со всеми их достопримечательностями, какими бы заманчивыми они не были – всего лишь приятное дополнение. Это сначала, купив путевку, ты готовишься к встречи с ними, и от того первая встреча с теплоходом получается какой-то смазанной. Зато потом, по мере приближения к городу, в котором тебя ждет обзорная экскурсия, ты вдруг понимаешь, что это не главное в твоем путешествии. Главное – это сам красавец теплоход.

Наш «Коротков». Очень быстро он стал «нашим». Почти сразу его белоснежный корпус, голубые палубы и трапы, уютный салон с коврами на полу, цветами и зеркалами повсюду, теплым желтоватым светом электрических светильников стал для каждого пассажира родным и дорогим. Отчалив от пятого причала московского речного вокзала, он как-то сразу обрушился на всех нас своей ослепительной красотой, заставив каждого слегка подтянуться, чуть-чуть распрямиться, замедлить шаг и с интересом и вниманием оглянуться вокруг. И произошло чудо! Совершенно незнакомые люди стали улыбаться друг другу! Теперь мне кажется, что мы улыбались все время. Улыбались друг другу, улыбались экипажу, улыбались официантам и артистам. Потому что все время видели улыбки, адресованные нам. И, если подумать, иначе и быть не могло. Все на борту (язык не поворачивается назвать их «обслуживающим персоналом»), от капитана до проводниц смотрели на каждого пассажира так, будто знали его по имени, будто он – их единственный и самый дорогой друг.

Каждое утро начиналось для нас с приглашения на завтрак. Мы входили в прохладный, сверкающий зал и у входа нас встречали выстроившиеся в ряд официанты в кипельно белых рубашках, идеально выглаженных брюках и бежевых жилетах. Они смотрели на нас так, словно ждали нашего прихода всю жизнь и, лучезарно улыбаясь, говорили всем и каждому «Доброе утро». А на столах уже ждал необыкновенный, каждый раз по-новому оформленный, сводящий с ума своим ароматом завтрак. И утро, даже самое раннее, сразу становилось добрым. Душа пела, а любовь к жизни переполняла. Каждый день нам предлагали особую программу, и каждый мог выбрать в ней что-то по душе. Каждый час по внутреннему радио все слышали: «Дамы и господа, мы приглашаем вас...». Нас все время куда-то приглашали и встречали там с распростертыми объятиями. И от такого внимания экипажа и артистов, официантов и девушек на ресепшене казалось, что сам теплоход – живое существо и радуется встрече с нами.

Сейчас, оглядываясь назад, в который раз пересматривая фотографии и фильмы, вспоминая вдруг какие-то мелочи, которые теперь кажутся важными и дорогими, думаешь, что ничего удивительного в том отношении не было. Не могут люди, по долгу службы созерцающие каждый день акварельную красоту волжских берегов или рубленные, словно выписанные гуашью, бледные и строгие северные пейзажи, люди, которым торжественный шик салона теплохода заменил домашний уют, быть мелочными и злыми. Все люди, с которыми мы, пассажиры, жили на борту бок о бок, оставили впечатление очень открытых, добрых и надежных. Мы и сами рядом с ними стали лучше. Оставив на московском причале нервозность и непроходящую усталость столичной жизни, мы с интересом смотрели по сторонам, искренне восхищались увиденным, были внимательны друг к другу и трогательно радовались самым прозаическим событиям.

«Я» быстро превратилось в «мы» благодаря радушному приему, но не только. Нас объединил сам теплоход с особым укладом жизни на нем и красивыми флотскими традициями.

Мы шли по Волге, и люди с берега или палуб встречных теплоходов махали нам руками и желали счастливого пути. И все, кто находился в тот момент на палубе, вскидывали приветственно руки и кричали «спасибо» в ответ.

Как только на баке начинали готовить швартовые, на палубе собиралась целая команда «болельщиков» и тихо, благоговейно наблюдала за священнодействием матросов. Швартовка всегда начиналась с подъема вымпела «Водоходъ» на гюйс-штоке. Думаю, каждый, кто видел это, испытывал странную, трудно объяснимую гордость. Наверное, оттого, что чуть-чуть причастен к этому действу. Не меньшая гордость охватывала, когда, стоя на палубе и ожидая отплытия, над теплоходом раздавался тихий, но не допускающий возражений голос: «Внимание! Теплоход «Константин Коротков» отправляется в рейс через пятнадцать минут. (пауза) Через пятнадцать минут теплоход «Константин Коротков» отправится в рейс». Не в обиду будет сказано Вам, уважаемый Александр Владимирович, но этот неизвестный обладатель бархатистого тембра с нотками особой мужественности стал для нас, пассажиров, подлинным капитаном. Вы ведь никогда не обращались к нам по радио, а этот человек командовал нами, напоминал нам, бестолковым сухопутным, что мы на флоте и обязаны подчиняться приказам. И мы, конечно, воображая себя членами команды, с тайным удовольствием, подчинялись ему.

Отчаливали всегда под музыку. Гордо реял вымпел, теплоход аккуратно ложился на курс, пассажиры стояли на палубах, и над всей этой красотой лилась песня. Иногда даже – песня о том городе, который мы покидали. Это было, как прощальный привет с борта провожающим, как «спасибо за гостеприимство», как обещание новой встречи. И всех, я уверена, в эти минуты переполняли чувства гордости и радости. Кто останется равнодушен к такому? Даже сейчас, при воспоминании об этих минутах сердце сладко сжимается и подпрыгивает от счастья.

За время круиза мы по-настоящему полюбили наш «Коротков». В Ярославле мы расстались с ним всего лишь на один день. Утром мы отправились на длительную экскурсию (нас ждали Ярославль, Ростов Великий и Углич), а «Коротков» пошел в Углич. Когда, оказавшись в Угличе и увидев причал, все оживились и начали вслух читать названия пришвартованных теплоходов, стало ясно, что все, как один, соскучились по нашему красавцу. Мало кто отправился на прогулку по Угличу после экскурсии. Большинство потянулось к причалу. И радость наша при виде подходящего к городу «Короткова» была по-детски непосредственной и от того неимоверно трогательной. Все почти одновременно воскликнули «Коротков!» и лица озарились неподдельным счастьем. Мы махали ему руками и кричали приветствия. Мы почти бегом достигли причала задолго до того, как он пришвартовался. Мы не хотели выпустить с борта тех, кто намеревался погулять по городу. У всех было только одно желание – поскорее подняться на борт, снова окунуться в уютную красоту салонов и увидеть приветливые лица экипажа. И как только это произошло, все успокоились и расслабились. Мы наконец-то были дома. Мы были счастливы этим, и это нас еще больше сблизило. И совсем не хотелось думать, что минуты расставания не за горами.

Когда мы подошли к московскому причалу, из динамиков грянула «Москва - звонят колокола...». От восторга многие на палубе захлопали в ладоши. Кто-то осмелевший за время круиза решительно скомандовал: «Отдать швартовые!» Потом последовала шутка, и матрос на баке улыбнулся в ответ. От этой улыбки стало тепло и вместе с тем нестерпимо грустно. Тепло оттого, что экипаж привык к нам так же, как и мы к ним. Грустно оттого, что к следующему круизу придется продираться сквозь долгие серые будни. А в том, что он обязательно будет, я думаю, вечером двадцать второго июля на «Короткове» не сомневался никто.

Нельзя начинать «карьеру» путешественника круизом на теплоходе, потому что никакой «карьеры» тогда не получится. Круиз – это самое лучшее путешествие. Этим заболеваешь навсегда и обрекаешь себя на то, чтобы возвращаться на борт полюбившегося теплохода снова и снова. Но во истину счастлив тот, кто этим болеет.